Игорь Федорович Смольников
Я учился в ЛИСИ (Ленинградский инженерно-строительный институт) и влюблялся в своих однокурсниц. Но мне даже в голову не приходило писать им стихи. Потом я встретил самую красивую девушку ЛГПИ (Ленинградский государственный пединститут). У нее были бронзово-рыжие волосы. Я потерял голову. Мы поженились. У нас родилась дочь. Для купания мы купили ей ванночку. Из нее сами собой выплеснулись стихи:
Ванночка пузатая,
Донышко цинковое,
За ту ванну, за ту я
Заплатил целковые.
Целковых катастрофически не хватало, а стихи писались сами собой. Их издавали отдельными книжками для самых маленьких. Дочь подрастала, «подрастали» и стихи, а потом и проза. Но и она тоже рождалась как бы случайно. Дело в том, что я занимался живописью. Поэтому моя первая повесть была о Федоре Васильеве, тогда (1962 год) моем любимом художнике. Потом появились повести о Валентине Серове, Константине Коровине, Михаиле Врубеле и даже книга рассказов о советских художниках — «Мастерская солнца», ее почему-то издавали три раза.
Но хотелось большего. Я уже считал себя если не писателем, то, по крайней мере, полноправным членом Союза писателей. А потому едва ли не через год, в 70-е и 80-е годы издавал разные книги — получше, похуже, порой и не без претензий: о Чаадаеве и Грибоедове, о Германе Лопатине и даже о собственном детстве. Последняя — «В голубом небе жаворонок» («Детская литература», Л., 1989), может быть, самое стоящее из того, что я тогда написал и издал. Книга эта понравилась Радию Погодину и была разругана одной милой ленинградской критикессой в столичном журнале.
По-прежнему хотелось большего, но мало что получалось. Однажды я выдал такой стих про себя:
Умен, как бес,
Красив, как Бог,
Я б до небес
Достигнуть мог.
Но я не Бог
Да и не бес
И я не смог
Достичь небес.
Зато я написал шесть книжек о Пушкине (с ума сойти! Бедный Александр Сергеевич), две из них — «Путешествие Пушкина в Оренбургский край» («Мысль», М., 1991) и «Годы и версты Пушкина» («Лицей», СПб., 1999) были даже снисходительно замечены некоторыми пушкинистами (с их стороны по отношению к автору, не принадлежащему к их клану, — большая редкость). Седьмая книга об Александре Сергеевиче ждет своего часа в одном московском издательстве.
В том же юбилейном пушкинском году я обнаглел окончательно и напечатал сборник собственных «взрослых» стихотворений да еще с собственными иллюстрациями («Сударыня», СПб., 1999). В настоящий момент ищу денег, чтобы издать второй (вместе со стихами моего покойного друга, замечательного писателя и человека Ильи Дворкина), а также написанный года три назад роман о любви под интригующим названием «Жаклин и Вероника».
Есть, наконец, книга, которой по-настоящему горжусь, написал которую не я, а только издал и прокомментировал — это фронтовой дневник моего отца: «Воюем!» («Классика плюс», М., 2000).
Кроме всего прочего, готовлю к своей «круглой» дате выставку пейзажей (две были раньше, в Москве и Ленинграде), чтобы собрать друзей и приятелей, посудачить и выпить за их здоровье, а также за здоровье юбиляра. А иначе — зачем все эти наши юбилеи и презентации, творческие вечера и вернисажи?
