В сборнике «Клопы» Александра Шарыпова, писавшего и умершего молодым в 90-е, персонажи лепят из хаоса дикую свою логику, реальность шизоидна и смешна, поэт повешен, клопы рассудительны, маляры философствуют, а общие противораспадные усилия слабы, но не безнадежны.
В прозе Шарыпова мир непознаваем. Но это ладно. Можно было бы все свалить на Бога и жить в нем дальше. Есть верх и низ, причина со следствием, закон тяготения, доступный и клопам, – чего ж не жить? Но мир еще и неописуем. Воссозданный в слове он, может быть, даже и в объяснении не нуждается. Но воссоздается он Шарыповым и его героями каким-то странным, невозможным, пугающим, темным и закрытым.
«Потапыч ошибся, он забыл закон Архимеда: что в душу, попавшую в скворечник или в дупло, обязательно плюнут или воткнут швабру, поскольку там есть отверстие внутрь…»
Несоединимые в привычное слова в своих нереализованных возможностях чрезвычайно увлекательны, так что дух захватывают посильнее иня и яня. А также Хармса, Зощенко и Платонова, которые тут как всегда, а отношения не имеют.
Шарыпов отделен от предшественников, современников и тех, кто после.
Без литературных параллелей, впрочем, и тут не обойтись. Но лишь оттого, что без них с раскодированием этих слов совсем уж без ключей останешься. К величайшей досаде – потому что все признаки создания собственного языка очевидны, читать это легко и приятно, как правду, а для понимания оно доступно не больше, чем те самые зазеркальные стишки: «Варкалось, хливкие шорьки…»
При этом — никакого словотворчества, в отличие от куртаневской «Глокой куздры», доказывающей лишь незыблемость словесных конструкций. Но и конструкции незыблемы, и слова известные, а смысл ускользает в бесконечности, подчиняясь авторской логике.
Включение писателя в список постмодернистов – это уж и вовсе от бессилия, несмотря на все очевидные признаки причастности – от самозарождаемости текста до обилия раскавыченных цитат. Повесть «Убийство Коха», например, как нарочно вся выстроена на отсылах, а то и прямых дискуссиях членов бригады маляров о природе Лизаветы, топора и наказания. Со ссылками на Ницше, Розанова, Бердяева и собственными нумерологическими доказательствами абсурда, созданного классиком. И сотворением нового абсурда, подчиненного сценической фатальности катастрофы, в которой появление у одного из маляров в начале повести красного с дырками колпака приводит в ужас все малярное стадо, надорвавшее мозг чтением Ленина и Гегеля, грядущим кровавым преступлением.
И это только кажется, что слова, события и шаги персонажей непредсказуемы, необъяснимы, произвольны и потому могут быть любыми, и отсюда яркое ощущение абсолютной свободы и воли. На самом деле все предопределено и довольно жестко, и мир этот, шарыповский, наш родной и домашний, со всей его ограниченностью, невежеством и упертостью, освоивших вторую сигнальную систему, пиджак и галстук бабочкой клопов, подчиненных статичной идее простого выживания.
«Клопы» — рассказ, давший название сборнику, не раз издан и даже читан со сцены.
Наделен несомненным зощенковским обаянием, прозрачностью и кажущейся доступностью. Пыхтящие мужички-кровососы, все эти «Прокопычи» и «Кузьмичи», курящие, заносчивые и трусливые, собрались отпить крови в комнатке поэта. Ищут, а хозяина нет. Ни под кроватью, ни в шкафу. Пока не обнаруживают его повешенным на веревке, что приводит клопов-мужичков в ужас, поскольку против клоповьего закона всемирного тяготения, заключенного в члениках ножек, одинаково притягивающихся к полу и потолку. И, значит, висеть тут никому не дано.
И это не единственный текст-замочек с ключиком в придачу. Им легко открывается дверь, за которой глухая стена. Так же иллюзорно проста «Жизнь на планете Рибок», где обитателям супермаркета, которые об этом не догадываются, для поддержания жизни необходимо чтение хотя бы страничек отрывного календаря. Или смерть стула. Или гибель влюбленного, затерявшегося в лабиринте старых труб, от тоски и безысходности.
Сравнение слова с платоновским праздно, в отличие от смысла. Шарыповские персонажи также пытаются противостоять гармонии распада, но гибельность созидания всеобщего счастья им недоступна.
Темна притча без толкователя. Порядок слов скрывает значение. И это бы еще «ничаво», как говорили мужики Пушкину, если бы можно было истребить память рождения и первоначального предназначения слов. Но этого никак нельзя, и читателю остается надежда Геркулеса, которому кажется, что если еще чуть поднажать, он обгонит эту чертову черепаху.
«Клопы: Рассказы, повести, монологи». Александр Шарыпов. М.: «Колибри», «Азбука-Аттикус», 2010.
Дата публикации: 01.08.2013
