Петр Вайль: О чем поэма «Москва — Петушки»? Россия — самая читающая или самая пьющая? Чем отличается автор книги Венедикт Ерофеев от героя книги Венедикта Ерофеева? В очередной программе из цикла «Герои времени» принимают участие: культуролог Мариэтта Чудакова, саратовский режиссер Антон Кузнецов, челябинский режиссер Юрий Бобков, сын писателя Венедикт Ерофеев-младший.
Он так и известен всем и каждому по своему уменьшительному имени — Веничка. Одно это говорит о многом. Книга Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки», как никакое другое произведение русской прозы последних десятилетий, стало и признанной классикой, и любимым чтением. Вернейший признак высочайшего класса — ерофеевское сочинение продолжает удивлять. «Москва-Петушки» — книга разная. Говорит главный режиссер Саратовского драматического театр Антон Кузнецов, который инсценировал прозу Ерофеева для спектакля «Берендеи».
Антон Кузнецов: Прочитал впервые книгу достаточно давно, и у меня было очень веселое восприятие. Я был помоложе, и мне было прикольно. Но чем дальше я читал, тем становилось грустнее: Ерофеев в диалоге с Пушкиным, Чеховым и Достоевским. Вся тематика там, начиная от вопросов честности и чести в России. Потому что человек пьющий в России — это человек не ворующий. Многие мотивы, как мне кажется, возвращаются. Очень много люди пьют, особенно сегодня. Когда ценность человеческой личности в жизни общества исчезает, тогда начинается пьянство. Я уже не говорю про то, что человек интеллигентный в России — это человек пьющий. Человек, которому можно доверять, это человек, с которым можно выпить. Вот это: «Ты его знаешь? — Я с ним не пил». Это о многом говорит. По крайней мере, в нашей стране, хотя у Ерофеева все трагичнее.
Петр Вайль: О своем первом впечатлении вспоминает главный режиссер челябинского театра «Манекен» Юрий Бобков, автор спектакля «Беги, Веничка, беги».
Юрий Бобков: Он эпически преувеличенный персонаж, но это были мы, те люди, которые с бутылкой вина и под гитару что-то такое друг другу объясняли про жизнь. Я в тот момент начинал уже присматриваться к тому, что такое театр, и Веничка был такой же. То, что он пьет, это попутно. Он сочиняет. Такой театр Венички. Я находил свой выход в театре. А кому не повезло, на этих кухнях.
Петр Вайль: Сын писателя Венедикт Ерофеев-младший впервые читал книгу под взглядом отца.
Венедикт Ерофеев-младший: Это уже после службы в армии, в 86-м году, мне было 20 лет. Первый раз вдумчиво я читал на балконе у Венедикта Васильевича. Он время от времени показывался в дверях и говорил: «А ты что ж, дурачок, не смеешься?». Я говорил: «Я про себя хохочу». Он мне потом дал с собой парижский ИМКА-Прессовский экземпляр с собой. Тогда же я книгу и выучил наизусть.
Петр Вайль: Он спрашивал вас, что нравится, что не так?
Венедикт Ерофеев-младший: Конечно. Его особенно интересовало, где я хохочу, а где призадумываюсь. Он сам говорил, что пишет для того, чтобы мы пару страниц похохотали, а потом задумались и поскорбели немножко. Ему не понравилась моя реакция на первые главы. Я еще не знал тогда этих состояний глубоких похмельных, и вот эти первые главы — похмелье, подъезд и все его искания — мне были непонятны. Он говорил: «Ну, ничего, дурачок, подрастешь и поймешь». Естественно, понимание «Петушков» до конца приходит с годами. Хотя до сих пор открываю что-то новое в «Петушках». Тогда она прочитывалась намного легче. Тогда искалась тень запрещенности. Больше хотелось посмеяться, чем призадуматься.
Петр Вайль: Взрослая ко времени своего первого прочтения «Петушков» Мариэтта Чудакова призадумалась сразу.
Мариэтта Чудакова: Он первый разбил миф о какой-то читающей России и показал Россию пьющую.
