Мы были разными, но все его любили
В середине шестидесятых их часто можно было встретить в Областной библиотеке. Там, на втором этаже, располагалась открытая галерея, с которой члены “секты” беспрепятственно наблюдали за всеми входившими в библиотеку. Каждый входивший “сектант” мог также мгновенно определить, будет ли сегодня “сбор”. Об этом оповещала чья-нибудь склоненная над книгой голова, видневшаяся из-за перил галереи.
На этой-то галерее я впервые и приметила Бориса Сорокина. Полистав журналы по искусству в отделе литературы, этот молодой человек располагался неподалеку, на банкетке. Иногда он там подолгу сиживал, рассеянно оглядывая прохожих, думая о своем. Из-за несгибавшейся больной ноги он сидел, слегка завалившись на левый бок.
Здесь необходимо пояснить, почему мы все оказались в Областной библиотеке.
В те годы заведовал отделом литературы по искусству местный искусствовед Василий Васильевич Пименов. Тонкостей библиотечной науки он не знал, но был интересным рассказчиком и тем человеком, вокруг которого, как говорят, собирался “бомонд”. Возможно, поэтому на какое-то время Борис Сорокин буквально поселился в отделе. После работы в своей детской библиотеке часто заходила туда и я. Не столкнуться с Борисом было невозможно.
Помню первый вопрос, с которым он обратился ко мне:
— Вы любите Достоевского?
Я не сразу нашлась. Поэтому отшутилась:
— Проходили когда-то в институте.
Сорокин испепелил меня взглядом.
Так мой жизненный путь пересекла самобытная компания, “секта”, как они себя тогда называли, Бориса Сорокина. Это позднее выяснилось, что “генералом” в ней был Венедикт Ерофеев, а Борис, оказывается, всего лишь “полковником”.
Нас было восемь человек, прибывших по распределению из Московского института культуры в 1964 году. Это было время “великого переезда” Областной библиотеки из старого здания, что находилось тогда в Почтовом переулке, в новое, специально для нее построенное на улице Дзержинского.
Однажды вечером, когда мы уже заканчивали ужин в нашем библиотечном общежитии, собравшись в чьей-то комнате, к нам буквально ввалились четверо молодых людей. От вечера остались воспоминания: пикирующийся с Тихоновым Сорокин, дерзко ухмыляющийся и одновременно стеснительный Маслов и… совершенно невозмутимый Веничка. Он почему-то не стал раздеваться и сел как бы на минутку, поодаль от стола. Одет он был в зимнее полупальто с поясом и серую, местами порыжевшую кроличью шапку. Сидя на стуле, он заложил ногу за ногу, и всем открылись для обозрения его далеко не модные брюки и полуботинки на шнурках, аккуратно завязанных бантиками. Первыми впечатлениями, которые оставил о себе Веничка, были его невозмутимость и отстраненность.
Знакомил всех Борис. Он был в ударе, сыпал остротами. Мы не сразу поняли, что мальчики пришли “расколоть” библиотекарш на бутылку. События развивались так. Сначала меня вызвал в коридор Сорокин и стал объяснять, что нужна бутылка. Не успели мы договорить, как в коридор выскочил Тихонов с аналогичными объяснениями. Я, кажется, все поняла и согласилась “кутить”, но, увидев каменные лица наших девушек, пошла на попятную.
Нужно заметить, что во время этого разговора Веничка по-прежнему сидел, даже не переменив позы.
Встреча закончилась тем, что после множества сорокинских и тихоновских острот молодые люди удалились. Неожиданно, в завершение, вернулся Тихонов и стал уговаривать пойти с ними. Я объявила: раз не дала денег, то и не пойду. Тихонов долго упорствовал и все никак не мог взять в толк столь странное для него объяснение. Мне было жалко, что долгое ожидание чуда (появление Венички Ерофеева) не оправдалось. Но, как потом оказалось, жалела я рано.
Прошло немного времени, и Борис Сорокин пригласил меня на Новый год в Мышлино. Еще до этой поездки я слышала от него рассказы о деревне Мышлино Петушин-ского района, о жене Венички “Зимачихе”, о Веничкиной теще Кузьминичне и о том, что кто-то из них может превращаться в козу.
…Естественно, электричкой Владимир — Петушки доехали бесплатно. На автобус сообща наскребли деньги. От остановки до Мышлино шли пешком.
Уж не знаю, что почувствовала Валя Зимакова с Кузьминичной, когда перед их окнами выросла неожиданно многочисленная компания. Встречал нас Веничка, выбежавший на мороз одетым только в черные брюки и белую рубашку. Лицо его было радостным. С кем-то обнялся, над кем-то пошутил. Я же, как открыла рот при первой Веничкиной шутке, так почти его и не закрывала до конца мышлинского гощения. Позже кто-то мне рассказывал, что Лида Любчикова очень артистично изображала Чернышеву, слушавшую Веничку с открытым ртом.
В холодное время Веничкина семья жила в “зимней” избе, очень тесной, где большое пространство было занято печкой. Кажется, кроме стола, лавки под окнами, нескольких табуретов и стульев да печки-буржуйки посередине, в комнате ничего не было. Справа от входной двери висела простенькая занавеска, закрывавшая крохотное пространство возле “устья” печи, тоже с немудреной мебелью. Точно помню, в гостях были: Сорокин, Тихонов, Любчикова, Маслов с невестой Валей, Юра Рябов с девушкой, Авдиев, Петяев и я.
Потекли часы и дни, занятые застольем. Не традиционным застольем, когда “течет” со стола, а бесконечным сидением за столом с видимостью трапезы. Еще во Владимире я заметила, что в руках у путешественников ничего не было. На автобусной станции в Петушках я поняла, что и денег, кроме какой-то мелочи, ни у кого нет. Теперь понятно, что наш приезд был для Веничкиных домочадцев просто стихийным бедствием. Но кто тогда думал о Веничкиной семье? Мы все лихорадочно спешили осчастливить себя общением с самим Веничкой.
…На столе время от времени появлялись картошка, квашеная капуста, щи. И только в Новогоднюю ночь на нем каким-то чудом оказались колбаса, сыр, консервы. Это Лида Любчикова как добропорядочная хозяйка привезла на праздник продукты. Наверное, она и не предполагала, что ее пай будет единственным в общем котле.
Гостей же меньше всего занимала материальная сторона. Все ждали “песен”, то есть разговоров с Веничкой, его острот и даже — насмешек. Все также были наслышаны о Веничкиной фонотеке и ждали, когда она будет извлечена на свет. И действительно, она была принесена из холодной “белой” избы.
Компания наша в Мышлино много пела, больше романсы, народные песни, конечно, Окуджаву. Много слушали симфонической музыки.
Автор: Л.Чернышева
Источник: «Новая Юность», №2(35) 1999 г.
