Поэма Вен.Ерофеева “Москва – Петушки” как всякое постмодернистское произведение дает возможность множества интерпретаций. Но существуют некоторые внутритекстовые явления, которые при исходном различии литературоведческого и комментаторского подходов не допускают многозначности. Прежде всего это относится к роли симметрии и круга в структуре текста поэмы.
Симметрия относится к опорным существенным принципам мироздания. Она выражается в сходстве и парности, устанавливающих зависимость раздельных, самостоятельных явлений или событий, объединенность их в единый сюжет, единую историю.
Симметрия, будучи важным принципом организации поэмы “Москва – Петушки”, проявляется и на композиционном, и на смысловом уровнях. Прежде всего (это не однажды отмечалось критикой) симметричен маршрут героя, крайние точки которого Москва – Петушки. Мир может быть заключен и в самой Москве, но он не полон для героя, не способного жить с сознанием ущербности, неполноты своего бытия. И он должен дополнить этот мир, досотворить его. Поездка в Петушки и есть дополнение мира до космоса. В тексте не раз повторяется формула: “По всей земле, от Москвы до Петушков…”. Этот маршрут воссоздает картину мироздания, где ад и рай представляют собой обратную симметрию. Москва-ад, где какая-то сила кружит героя, не давая ему выйти к Кремлю. Петушки-рай, “это место, где не умолкают птицы, ни днем, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин”, где вся “в пурпуре и крученом виссоне” “обоняет лилии” рыжая блудница.
Многие критики, отмечая двухчастную структуру мироздания ад – рай, исходили только из православной традиции, недоумевая в этом случае по поводу места электрички в этом мире 1. Но ерофеевское мироздание скорее всего связано с литературной традицией: здесь напрашивается аналогия с трехчастной космологией Данте. На это есть косвенное указание в главе “Электроугли – 43-й километр”. Известно, что низвергнутый с небес Люцифер упал на северное полушарие и вонзился в центр земли, где и расположился ад. Таким центром северного полушария, большую часть которого занимал Советский Союз, в сознании советского человека была Москва. Так что ее “адская” характеристика обусловлена не только ощущениями Венички, но и географическим и политическим положением. Симметрично на противоположном конце сформировался рай. Если следовать дантовской трехчастной космологии, включающей ад, чистилище и рай, то электричка – то самое чистилище, где, чтобы добраться до рая, нужно пройти мучительный путь духовного и физического страдания. Если же учитывать еще, что все повествование ведется героем, который мертв, который “с тех пор не приходил в сознание, и никогда не придет”, то электричка представляет собой метафору загробного странствия души. Путешествие души обыгрывается тоже симметрично: на уровне одного дня и на уровне всей Веничкиной жизни.
Между элементами симметрии возникает перепад напряжений, разность нервных потенциалов, которая и приводит образную действительность в движение. Композиционно симметричными оказываются поиски первого утреннего глотка и мучительное отсутствие последнего перед смертью, похмельное возрождение и трезвая смерть, движение к Петушкам и возвращение в Москву. Симметричны мир сущий и мир евангельский. “Каждое событие существует одновременно в двух планах. Похмелье интерпретируется как казнь, смерть, распятие. Опохмеление – воскресение. После воскресения начинается жизнь – постепенное опьянение, приводящее в конце концов к новой казни” 2, но уже не метафизической или экзистенциальной, а реальной, физической. Если на пути в Петушки Веничка разговаривал с Богом, то на обратном пути ему является Сатана как провозвестник возвращения в ад. Казнь осуществляют четверо ночных бандитов, четверо посланников тьмы (Тьмы), чьи “классические” (классики марксизма-ленинизма) профили знакомы герою с детства. Живущие и тихо поющие ангелы соотносимы с умирающими детьми, а в конце повествования смеющиеся ангелы, предающие Веничку, а потому умирающие в его сознании как ангелы, превращаются в демонов, что симметрично жестоким детям, глумящимся над трупом зарезанного поездом человека.