«Нам не о чем с вами пить». В. Ерофеев
Скандальная слава сопутствовала поэме Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» с самого её рождения, когда в 1969 году она увидела свет на страницах журнала «Трезвость и культура». Автор осмелился заглянуть за респектабельный фасад строящегося общества «равенства и братства», где в ожидании коммунистического рая тихо спивались, подобно герою Веничке, невостребованные «хозяева жизни». Большинство сознательных читателей восприняло тогда историю жизни и смерти вечно пьяного Венички как грубый, но поучительный анекдот или агитку о вреде пьянства. В меньшинстве оказались те, кто увидел за эпатажем ненормативной лексики до пронзительности честную историю о трагическом конфликте человека с чистым, открытым миру сердцем и изолгавшейся вконец страной Советов. По Ерофееву, в стране, «где так вольно дышит человек», на самом деле люди глухи и безучастны друг к другу до жестокости. Кроме того, как ни странно, это произведение, написанное прозой, где каждая страница — ирония и боль, сам Ерофеев назвал поэмой. Может быть, по аналогии с «Мёртвыми душами» Гоголя или в созвучии с Северяниным, утверждавшим, что «поэма жизни — жизнь сама».
Сегодня у людей, считающих, что если им суждено погибнуть, так уж лучше от вина, иные внутренние мотивы, чем при социализме, но это сути не меняет. Конфликт между человеком и обществом, грозящий ему «гибелью всерьёз», не становится менее драматичным.
С целью высказаться по этому поводу в Москве, в культурном центре имени В.С. Высоцкого, пять лет назад была осуществлена постановка спектакля по поэме «Москва — Петушки». Смельчаком оказался режиссер Театра на Таганке Валентин Рыжий. Вместе с молодым актером Александром Цурканом в главной роли он решился на сложнейший сценический эксперимент — создать спектакль на основе монолога продолжительностью в полтора часа. Спектакль с успехом прошел в Израиле и Америке, а недавно псковичи имели возможность увидеть эту работу на сцене филармонии. Мнение публики по поводу увиденного разделилось: одни демонстративно покинули зал, другие — восторженно приветствовали артистов и постановочную группу.
Но прежде, чем дать возможность высказаться по поводу замысла спектакля и актёрских ощущений нашим московским гостям, будет не лишним хотя бы коротко представить нашим читателям автора поэмы «Москва — Петушки». Ведь многие зрители, покупая билеты, не имели никакого представления о предстоящем зрелище. Может быть, они готовились к водевилю, введенные в заблуждение простоватым названием или ёрническим коктейлем «Сучий потрох», заявленным в программе, из пива «Жигулевского», шампуня «Садко — богатый гость», клея «БФ» и тормозной жидкости. Этот коктейль, придуманный Ерофеевым, артистам удалось приготовить в строгих пропорциях, и он многим пришелся не по вкусу. И все же следует представить автора столь экзотического напитка.
Имя Венедикта Васильевича Ерофеева, или Венички, как называли его собратья по перу и собутыльники, окутано самыми невероятными слухами и толками. Что касается официальной части его биографии, анкеты, то в ней больше прочерков: не был, не участвовал, не состоял. Он родился в 1938 году в небольшом селе на Волге. Следуя зову своей любознательности, в юности он перепробовал самые разные профессии. Учился много и с удовольствием: полтора года был студентом филологического факультета МГУ, затем — по нескольку лет учился в разных провинциальных вузах. Будучи противником принятой в СССР системы высшего образования и не имея ни одного диплома об окончании вуза, Венедикт Ерофеев, по воспоминаниям современников, обладал феноменальной эрудицией. Он потрясал собеседников познаниями в области философии, музыки, филологии. На протяжении 17 лет он жил в Москве без прописки, в статусе «бомжа» и занимался литературной деятельностью. В историю литературы В.В. Ерофеев вошел как эссеист, драматург и писатель — автор нашумевшей поэмы «Москва — Петушки», произведений: «Василий Розанов глазами эксцентрика», «Моя маленькая Лениниана», «Быть русским — лёгкая провинность» и других. Большинство литературных публикаций осуществлялось даже без ведома автора где-нибудь за границей, а многие черновики и вовсе были утрачены из-за постоянных переездов Ерофеева с квартиры на квартиру. Он умер в 52 года от мучительной болезни — рака горла — и похоронен на Ваганьковском кладбище. Отрадно, что, помимо книг, вызывающих жаркие споры по сей день, память о Венедикте Васильевиче согрета тёплыми воспоминаниями знавших его людей. Он отдавал им себя, ничего не оставляя про запас и ничего не прося взамен. Именно это и роднит автора с героем его поэмы Веничкой.
Сюжет поэмы прост. Автор, он же герой, едет на электричке из Москвы до станции Петушки, и в каждой главе описывается происходящее с ним за время следования от одной станции к другой. Поскольку герой поэмы прикладывается к бутылке на каждом перегоне, до конечной станции Петушки он не доезжает. Толпа выносит его из тамбура на перрон, где он на лавочке и закимаривает. Затем какой-то доброхот сажает его в полубессознательном состоянии в вагон электрички, следующей… обратно в Москву.
Спектакль «Москва — Петушки» начинается со сцены в подъезде (в поэме — заключительной), с той самой сороковой ступеньки, на которой Веничке вот-вот всадят в горло острое шило. Далее — пленка Веничкиной памяти отматывается назад. В эмоциональном плане спектакль сложен и тяжёл не только для исполнителя главной роли Александра Цуркана, но и для зрителей, которые становятся невольными соучастниками гибели молодого красивого человека, открытого миру до уязвимости. Не зря говорится, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Монологи подвыпившего Венички — это исповедь. Александр Цуркан играет его человеком, взвалившим на себя ответственность за все и всех, кто его окружает. Он ощущает в себе все жизненные токи мироздания. От полноты чувств и ощущений он часто бывает косноязычным, непонятным окружающим. Он напивается, когда от душевного перенапряжения в нем перегорают «пробки» и его «замыкает» на какой-нибудь «коктейль», просто несовместимый с жизнью. Это ощущение загнанности Венички усиливается частой трансформацией декораций. Оформление спектакля необычно: это несколько стоек бара. Стойки, как ни статично это название, находятся в постоянном движении: крутятся, ложатся плашмя, образуя то вагон электрички, то клетку, то бар, воссоздавая лихорадочный ритм жизни героя, напоминающий агонию. По словам исполнителя главной роли Александра Цуркана, эти подлинные стойки из бара-ресторана «Кама», что находился по соседству с Театром на Таганке, подпитывают его великой, почти мистической энергией. За этими стойками часто можно было встретить Владимира Высоцкого, Евгения Урбанского, Андрея Тарковского, Василия Шукшина, Леонида Енгибарова. «Пластика, заимствованная мною у Высоцкого и Енгибарова, их колоссальная энергия, как мне кажется, позволили сделать спектакль живым, нервным, напряженным», — поделился со мною своими впечатлениями сразу после спектакля Александр Цуркан.
— Вместе с Веничкой вам только что пришлось пройти нелегкий путь расставания с жизнью. Каким образом эта роль отразилась лично в вашей жизни? — продолжила я разговор с артистом.
— Знакомство с Веничкой, которого переполняет любовь ко всему сущему, помогает мне не озлобляться, не превращаться в мизантропа. Ерофеев, книгу которого «Москва — Петушки» я считаю апокалипсисом русской жизни, учит ответственности: за оставленную семью, за ребёнка, растущего без отца, за муравья, случайно попавшего под колесо велосипеда. По моему убеждению, поэма Ерофеева написана о мужестве художника жить в этом мире, не изменяя себе ни при каких обстоятельствах.
— Как, по-вашему, что за «электричка» проносится в сознании Венички в то мгновенье, когда он находится между жизнью и смертью? — адресовала я свой следующий вопрос подошедшему режиссеру-постановщику Валентину Леонидовичу Рыжему (его фамилия, к слову говоря, никакого отношения не имеет к цвету его тёмных с проседью волос).
— Всё, что проносится перед затухающим сознанием героя спектакля, составляет его фабулу: это возлюбленная, сын Венички, цитаты из его эссе, которое уже никто никогда не прочтёт. Здесь я вижу тему творчества писателя, художника и платы за него. С другой стороны, в спектакле воплотилась и трагическая судьба самого Театра на Таганке: уход из жизни Владимира Высоцкого и других близких людей, развал театра, отъезд-приезд Любимова. Я посвятил этот спектакль друзьям своей юности и людям, оказавшим на меня колоссальное влияние: поэту Николаю Рубцову, драматургу Александру Вампилову, футболисту Эдуарду Стрельцову, миму Леониду Енгибарову и, конечно, Владимиру Высоцкому. Для меня спектакль — это своеобразный коктейль совести и бесчеловечности, честности и подлости, свободы и несвободы в человеке.
— Лично вам приходилось встречаться с Владимиром Высоцким или Леонидом Енгибаровым? Какие черты их личностей нашли отражение в собирательном образе Венички?
— Я пришел втеатр, когда репетировался «Гамлет» с Высоцким в главной роли (мне доверили роль первого актёра), и я оказался в одной гримерной с Владимиром Семеновичем. Мне посчастливилось наблюдать самую могучую его работу, где главным было бесстрашие человека, принявшего какое-то решение. На мой взгляд, сейчас вокруг имени Высоцкого идет большая «распродажа». Как иронизировал когда-то Блок, «все пишут и пишут хорошо». Все написали о Высоцком свои воспоминания — «пристаканились» к его славе. С Леонидом Енгибаровым тоже были встречи, оказавшие на меня неизгладимое впечатление. У него в цирке был номер «Разминка боксера», который буквально преследует меня. (Енгибаров, кслову, был мастером спорта по боксу.) Скакалка все уменьшалась, и он бегал по стремительно сужающемуся кругу. Говорят, он страшно пил, но я его таким не видел. Я встречалсяс ним, когда Енгибаров был уже тяжело болен. Врачи ставили ему диагноз «нефрит». Но как говорил Ерофеев: «При чем тут водка? Далась вам эта водка!»
Эти гиперчувствительные люди жили в несоразмерном с человеческими возможностями напряжении. Я счастлив, что мы представляем спектакль «Москва — Петушки» от центра Высоцкого. Сегодня за нашим героем «гонялись» тени таких удивительных людей, как Шпаликов, Рубцов, Вампилов, Высоцкий, Ерофеев, которые перешагнули страх смерти и этим обрели себе бессмертие. Они укоряют нас и вселяют мужество жить, помогают сохранить себя от суеты, неразберихи в голове.
— Как, по-вашему, талант всегда вынужден преодолевать сопротивление, расти как трава сквозь бетон?
— Да, каждое время ставит одни и те же вопросы. Сегодня, когда под свободой часто понимается беспредел, людям творчества не менее сложно работать. Ерофеев и призывал к неучастию в разного рода безобразиях. В этом был его протест.
— Какими творческими проектами сейчас занимается «Мастер»?
Юрию Петровичу Любимову принадлежит формула, которая лично для меня является примером: «Не репетируют только бездари». После премьеры «Театрального романа» по Булгакову он выпустил «Хроники» Шекспира, «Евгения Онегина», с которым приезжали к вам в Псков. Особенность Юрия Петровича в том, что он всегда реализует свои планы, даже через 30 лет, как это случилось с «Хрониками». Театр много гастролирует, участвует в разного рода фестивалях. «Братья Карамазовы», поставленные к 80-летию Любимова, проехали весь мир: от Калуги до Парижа и Токио. Сейчас к театральной олимпиаде он репетирует в Таллине с местным хором ораторию «Апокалипсис». Таганка верна своему стилю. Как любит говорить Любимов, у одного актера был один штамп, и он неплохо жил всю жизнь. Этим актером был Чарли Чаплин. Так и Юрий Петрович верен своей методологии, «расставлению пауз» в зрительном зале. Его любимый «дурацкий колпак» переходит из спектакля в спектакль, но он привносит под влиянием новых общественных и эстетических процессов что-то новое в свой стиль. В театре много талантливой молодежи, с некоторыми из восходящих «звезд» Таганки псковичи уже познакомились.
Автор: И. Ефимова
Источник: «Новости Пскова», 13 апреля 2001 года
