Вышло «Глубокое бурение» — сборник повестей Алексея Лукьянова с фантастикой различной дозировки — от полностью заглючившего мира сикарасек до оживших покойников в трудовой бригаде слесарей, плоской Земли и летающих человеко-жуков.
Каждая вещь сборника, если не в цикле, сама по себе. Без них, без остальных. И каждый раз с какой-то новой разновидностью Лукьянова. Иногда кажется, что в сборнике три автора. Иногда — что четыре.
Совершенно сюрреалистична, например, «Книга бытия» с иглокожими, хвостатыми, панцирными персонажами, странствующими в сжимаемом пространстве-времени и ведущими разборки в некоем психоделическом мире, где каждая узнанная деталь природы и быта — как редкий подарок ошалевшему от потока глюков читателю. А в «Глубоком бурении», напротив, работяги слесари и сварщики вкалывают и калымят, пьют пиво, воруют металл, режутся в домино с помершим и откопавшимся в виде скелета членом бригады скандальным Борей — как в жизни.
Проза не написанная, а точно выкованная автором, который на самом деле хоть и писатель, а еще и кузнец.
Живет в Соликамске. Работает в той самой шарашке, что и его персонаж Леха — тоже кузнец, писатель, лауреат литературной премии. И, кажется, за тот же роман «Спаситель Петрограда», что и Лукьянов.
Составляющие этих текстов ощупи не поддаются. Но можно почувствовать быт, повседневность, фантастику. Отследить умение автора населять обыденное фантастическими подробностями по шкале от единицы до ста и наблюдать, как будут уживаться со всем этим обычные, отчасти свихнувшиеся люди, которым, вообще-то, все нипочем. Ну и ирония, конечно, легкая до полного юмора.
Без тени иномира современной прозе как-то неуютно. Хоть что-нибудь, да высунется из-за угла.
Шишок, инопланетянин, тяжелая поступь Командора в спальном вагоне, бреющие полеты над городом — их нет, пожалуй, у одних только новых реалистов. Едва ли в органике присутствия реального в фантастическом мире Лукьянова можно противопоставить Белоброву — Попову с Пепперштейном. Но точно гармония эта не от приема, метода или допущения. Просто иначе мир Лукьяновский не строится.
Фантастичность чуть смещает оптику зрения, тем самым освещая абсурдность российского низового уклада.
Плющится Земля падением астероида точнехонько в Кремль, с тем чтобы вновь изолировать Россию от мира, оказавшегося после катастрофы с другой стороны тарелки. Но жизнь бригады соликамских работяг с кузнецом-писателем Лехой в компании от катаклизма не становится фантастичнее. Все те же будни, в которых сперва ошарашенно, потом привычно вдруг начинает разговаривать мужской орган Андрюхи Опарыша, оказавшийся к тому же головастым интеллектуалом и моралистом.
Лукьяновских героев отличает способность безо всякого удивления деловито и прагматично приспособить для собственного существования любую реальность — застойную, реформаторскую, путинскую, загробную, космическую, мистическую.
Это барин Павел Иванович думал, что кости мертвых душ ни на что не годны. Ожившему покойнику Боре в соликамской бригаде тут же нашлось дело — копать то, за что прежде сажали, подземный ход из Сибири в Мексику. Головастый же мужской орган пригодился в виде переводчика, когда по ту сторону Земли потребовалось обменять подаренные с барского плеча писателю-кузнецу Лехе миллионы долларов, не имеющих более хождения в России, на рубли.
Фантастика зарождается сама собой, естественно и непринужденно, из сора расхожих истин и литературных реминисценций.
В «Жесткокрылом насекомом» из осуждающего ропота нормальных людей в сторону городской сумасшедшей, прикармливающей кошачьи толпы, когда дети улиц сиротливы и бесприютны. Тут малыши, вырастающие из-под земли в геометрической прогрессии и расширяющие пространство профессорской хрущобы в третье измерение, пробиваются сквозь вооруженную милицейскую нормальность и обращают параноидальную защитницу животных в счастливую маму сотни малышей.
Проза Лукьянова полифонична и непредсказуема. Она и сама по себе, и вполне вписывается.
Миры эти не скандалят и не ссорятся ни с действительностью, ни с ее отражениями в иных книжках. И в каптерке, душевой, сквозь звон калымных пузырей не откроется ничего, что не знала бы юность олигарха. Остается предположить, что лукьяновский бесспорный позитивизм вскормлен вот этой самой живучестью тех, кто сохранит себя в дефиците и недоступном изобилии, глобальной катастрофе всеобщего охлаждения друг к другу, в отключении электричества, расцвете порабощающей нанотехнологии и пропаганде, насаждаемой в грядущем нефтяном кризисе с помощью пара.
Они под ногами мира, который может и не замечать их. Но стоит на них и до тех пор, пока они существуют. А судя по героям Лукьянова, перестать существовать в маленьких своих радостях и хитростях они пока не намерены.
Алексей Лукьянов. «Глубокое бурение». М., «Снежный ком М»; «Вече», 2010.
Дата публикации: 03.08.2013
