Едва ли не каждый автор, пишущий о Венедикте Ерофееве и его поэме, считает необходимым упомянуть о юродстве, имея в виду культурную традицию, восходящую к древнерусской словесности 1.
Первоначально юродство – это культурный феномен, характерный для средневековой Руси. А.М. Панченко выделяет следующие сущностные, содержательные и формальные черты древнерусского юродства:
1. Амбивалентность: юродивый принадлежит миру антикультуры, одновременно опираясь на нравственные ценности христианства.
2. Зрелищность. Сочетание критики действительности, не соответствующей христианским нормам, и заступничества, бунта и смирения.
3. Приемы самоунижения, мнимого безумия; презрения к общественным приличиям, эстетика безобразного; аскетизм и нагота; использование особого языка, косноязычного бормотания, сходного с языком детей2.
Юродство в литературе выделяется уже на основании этих признаков, однако проявляются они в соответствии с законами литературного бытия, то есть это может быть герой-юродивый и связанный с ним комплекс мотивов (например, у Достоевского ), особый язык (у Хлебникова) и т.д..
Задача данного исследования – попытаться выявить основные формы литературного юродства в поэме В. Ерофеева и в поэзии Егора Летова, их значение, а также причины обращения к ним интересующих нас авторов.
Новизна работы состоит прежде всего в сравнительном аспекте, который позволяет определить своеобразие функционирования изучаемого феномена в различных художественных системах.
Творчество Егора Летова – одно из самых показательных проявлений рок-культуры 80-х годов. Близость внутренних установок героя поэмы Венедикта Ерофеева идеям контркультуры была отмечена Н. В. Живолуповой, выделившей такие объединяющие черты, как “позиция тотального отрицания навязываемых идеологических, нравственных, художественных ценностей, уход в царство тёмной меонической свободы” 3.
Именно подобная близость обусловила использование сходных художественных приёмов, мотивов, в том числе и связанных с юродством.
Итак, мы можем выделить следующий ряд “юродских” мотивов:
1. Мотив самоуничижения, самоглумления.
Веничка часто называет себя (иногда вслед за другими) сиротой, примитивом, дурным человеком, “легковеснее всех идиотов, но и мрачнее всякого дерьма”4. У Летова похожая система мотивов представлена в песне “Прыг-скок” 5:
Сядь на лесенку,
Послушай песенку
Сухого колодца
Виноватого уродца
Мотив самоуничижения сохраняет свою изначальную функцию. Однако у Летова он часто политизируется, идеализируется:
Каждый может в меня насрать,
Каждый может в меня нассать,
Я набит говном по горло
Я общественный унитаз
Мне велели – я ответил “Есть!”(“Есть!”)
2. Мотив мнимого безумия.
Венедикт Ерофеев: “с извечными законами бытия нам дуракам, не совладать”, “я и дурак, и демон и пустомеля разом”.
Егор Летов: “Я ищу таких, как я, сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных”; “Ходит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя”.
По мнению А.М. Панченко, смысл данного приёма заключается в том, что “дурак”, который признал себя дураком, перестаёт быть таковым 6, т.е. претендует на особую мудрость.
Однако этот мотив и у Летова, и у Ерофеева связан не только с юродством, но и с традицией абсурда, а шире – со стремлением к антирационализму. Например, Веничка, желая попасть в Кремль, всегда попадает на Курский вокзал – ситуация, напоминающая главу “Сад, где цветы говорили” из “Алисы в Зазеркалье”, когда Алиса хочет добраться до вершины холма и всё время выходит к дому. У Е. Летова в силу специфики стихотворной формы абсурд выражен ярче всего на лексическом уровне 7.
