Америка... Еврейский клуб...
Сцена с обшарпанными столами и стульями, несколько скудных прожекторов.
Человек в несвежей черной одежде.
Мгновение спектакль начался.
Формально спектакль о судьбе Алкаша, все пытавшегося из своих подмосковных Петушков добраться до Кремля, но...
Быть может, вы читали знаменитую книгу Венедикта Ерофеева, книгу-поэму, бестселлер 70-80-х; тогда верятен внутренний конфликт между прочитанным ранее и увиденным ныне, если нет... то воспринимайте всё по-живому.
Спектакль поставлен в лучших традициях Таганки. Скупость и выразительность декораций, символизм мизансцен, темпераментная игра очень талантяияого актера Александра Цуркана, обладающего разносторонними способностями, включая великолепную акробатическую подготовку, активно введенную в этот полуторачасовой практически моноспектакль (остальные образы явно эпизодические и работают "на центрового"). Но вернемся к спектаклю как к единому целому. Это активное зрелище, имеющее свой ритм (в соответствии со временем написания поэмы джазовый). Спасибо великолепному музыканту Сергею Летову; он создавал как контрабас или бас-гитара своим бас-саксофоном определенную эмоционально-звуковую ауру, в которой происходило театральное действо.
Но почему история подмосковного алкаша, забулдыги до сих пор волнует нас, эмигрантов семидесятых, восьмидесятых, девяностых? Хорошо это или плохо, но спектакль ностальгичен по духу, по вдоху и выдоху, по великолепному владению психологией родного языка, по тем пластам ассоциативных рядов, которые пытаешься вскрыть, вспомнить после многолетней сытой жизни в US.
Понимал ли и задумывался сам автор о своей попытке соития Upperculture и Рор-сulture? Одним из первых в середине 20 века эту попытку на Руси осуществил Александр Галич, потом Высоцкий...
С моей точки зрения, там, где начинается активное взаимодействие культур ("Я с Марусей на диване"), жди социальных коллизий... что и подтвердилось... перестройками. Я спрашивал себя, что задело меня еврея, ушедшего от Алкашной безысходности, царившей на Руси? Тоска по былому, психологический комфорт понимания подтекстов, что, увы, не происходит со мной в Американском театре, "Великая скорбь еврейского народа" за всех обиженных, сопереживание опасности за жизнь (к тому же актер постоянно балансировал на различных объектах, вплоть до монологов при стойке на руках)? Да все это меня захватило и погрузило в жизнь спектакля, заставило поверить и сопереживать, полюбить героя и громко аплодировать в конце.
Еще раз большое спасибо коллективу театра и режиссеру-постановщику Валентину Рыжему.