Он знал наизусть отрывной календарь

Веничка был младшим ребенком в семье, кроме него — еще четверо детей. С братом Борисом у Вени был один портфель на двоих. С ним они и пошли вместе в первый класс. Учился Веня блестяще по всем предметам. В семье никто не помнит, когда и как ребенок научился читать. Жили скромно, книжек в доме водилось немного, маленький Веня читал все подряд. Отрывной календарь, например, он знал наизусть с обеих сторон: праздники, закаты-восходы солнца по датам и все-все, что на таких календарях мелким шрифтом пишется. Для гостей специальное представление устраивалось: а не хотите ли узнать, какой у нас Веничка? И — Веничка выдавал.

Школу окончил с золотой медалью, в 16 лет мама проводила его в Москву поступать в МГУ. Куда его и зачислили в первых рядах. И откуда — формально — он вылетел с треском, а на самом деле без всяких сожалений ушел.

Отца он Им не простил 

Венедикт пошел в папу. Папа был высокий, красивый, неосторожный человек с редкостным чувством юмора. За что и поплатился. Как-то в компании он рассказал "запрещенный" анекдот, и в одну из ночей 1947-го его забрали. Три года об отце никто ничего не знал. А потом от него, уже больного туберкулезом, пришло письмо из-под Воркуты. В 1953-м вернулся полнейший инвалид. Вскоре папы не стало. Отца Веня Им не простил. Верхи его тоже не жаловали. Антисоветчик, тунеядец, антикоммунистические настроения ту и прочее...

Ленинские тексты Ерофеев знал так же хорошо, как Библию. Но в отличие от нее не принимал. И партийцев не любил. А Брежнева, который не выпустил его за границу лечиться, и вовсе якобы обозвал м...ком. Бытует мнение, что "дорогой и горячо любимый товарищ Леонид Ильич" отнял у писателя лет десять жизни.

Поговаривали также, что Андропов любил Ерофеева и даже хлопотал за него перед генсеком. Правда, эти слухи уж и вовсе походят на миф. Наверное, "любил" и "хлопотал" правильнее было бы закавычить.

Перед смертью Ерофеев учил немецкий

— После того как Веню изгнали из университета, он приехал ко мне в Донецкую область, в Славянск, где я находилась в геолого-разведочной экспедиции, — рассказывает его сестра. — Мама наша об отчислении ничего не знала, но меня не проведешь сказками о заочном отделении. Стали жить вместе. Устроился к нам в экспедицию на работу. Параллельно составлял антологию русской поэзии и читал нам необыкновенные стихи тогда мало кому известных Надсона, Гумилева, Северянина. Любил нас всех образовывать. У него это очень необидно получалось: "Вот ты думаешь, Нина, что слова этой песни народные... А у них есть автор". С его легкой руки моя трехлетняя Маришка распевала: "На заре ты ее не буди!"

Брат слыл ходячей энциклопедией, но ни одного высшего учебного заведения, куда поступал, так и не окончил. После практики во Владимирском педагогическом институте заявил: "Мне не нравится наша система преподавания". И с вузом было покончено. Переубедить его в чем-либо не представлялось возможным.

А имей он "корочку", мог бы найти прекрасную работу: и музыковедом, и искусствоведом, и критиком, и даже математиком! Веня учился всю жизнь. Перед самой смертью вздумал изучать немецкий язык, чтобы прочитать что-то в подлиннике.

"У меня много б...й"

Женщины у него были во множестве. Любили его, умницу красноречивого да голубоглазого, бабы. Но жен было только две, Валентина и Галина. Дома мог брякнуть со смехом: "У меня много б...дей, но девчонку свою ни на кого не променяю". Была еще Наталья — не жена, не подруга, но без которой трудно давалась жизнь в последние годы. К тому же вроде бы крестной она ему приходилась. Галя ревновала. А родственники Венедикта молчаливо винили Галину в недостаточном внимании к больному писателю.

От первого брака с цыганистой, красивой, любящей подвыпить Валентиной родился сын — тоже Венедикт.

От жены он ушел гол как сокол

— Как пришел первый раз в гости, — рассказывает теща Ерофеева, — поздоровался, сразу в душу и влез. Так и остался в доме на 17 лет. Дочка моя, Галька, влюбилась в него без памяти.

От первой жены он ушел гол как сокол. А я в универмаге работала. Приодели мы его, начиная с носков и заканчивая всем зимним. От природы мужик хорош, а уж как оделся — глаз не оторвать. Получили квартиру на Флотской. Может, она и не ко двору пришлась? Сын мой, который здесь с Галей и Веничкой жил, вскоре умирает от рака. Потом Веня. Потом дочка с 13-го этажа бросается. Скучала она сильно без мужа.

А жили ведь хорошо, красиво. Он ее звал "девчонка моя".

"Москву — Петушки" мы смотрели в Театре на Малой Бронной. Гвоздики дождем летели на сцену. Галя семь ведер цветов домой привезла, по дороге твердила: "Мама, учти, ты живешь среди известных людей, которые рождаются, как Бетховен, раз в триста лет".

Где будешь ты — там буду и я

Перед самой смертью Ерофеев пришел в сознание и попросил Галину: "Девчонка моя, не оставляй меня. Я без тебя там жить не сумею". Она ему ответила: "Где будешь ты, там буду я".

В розовом гробу в любимом вельветовом костюме спал красавец принц. Жена не пролила ни слезинки. А через три года сдержала свое обещание.

Правда, лежат они врозь. Она — на Веденском кладбище с братом, он — на Кунцевском. Мать Гали пребывала в беспамятстве, похоронами занимались чужие люди — потому и врозь. В то же время квартиру на Флотской обокрали. Пропал весь архив Ерофеева, видеозапись с его похоронами и все его фотографии. То, что мы сегодня печатаем, — практически все, что удалось сохранить.